На передовой
May. 28th, 2016 08:44 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
Мы мчались в УАЗике по выкопанной траншейной дороге с высокой насыпью по бокам. Не выкопать такую дорогу было нельзя – позиции азеров были слишком близко, и любая цель была бы легко поражена.
На лобовом стекле зияло пулевое отверстие.

- Можно сфотографировать? - спросила я офицера, когда нам дали команду садиться в машину.
- Что? - не понял он и посмотрел на технику, расположенную впереди УАЗика, - нет, технику не фотографируйте.
- Пулевое отверстие, - я указала на круглую дырочку с растрескавшимся стеклом вокруг нее.
- А это. Можно, когда отъедете.
- Садитесь вперед, - сказал мне красивый офицер по имени Грей, потом добавил с улыбкой:
- Это место командира.
О том, что я плохо перенесла первую поездку из Еревана в Степанакерт, знали все. Они как-то передавали это из уст в уста и, куда бы я не приехала, там уже были предупреждены о том, чтобы в машине не курить и усаживать меня на переднее сиденье. Заминка вышла как раз с тем самым красивым офицером. Когда мы подъехали к Штабу Армии, чтобы его забрать, он о чем-то стал по-армянски спорить с водителем, поглядывая на меня. Я на всякий случай начала улыбаться, но он сказал строгим голосом:
- Это место офицера Штаба Армии.
- Ну, что поделаешь, - я вздохнула и пересела назад к журналистам из Люксембурга и Австрии.
Но потом, когда мы приехали в расположение войск и пересели в уазик, чтобы ехать дальше на огневые позиции, он сам что-то сказал всем по-армянски, а затем обратился ко мне:
- Садитесь вперед.
Я сидела на переднем «командирском» сиденье и не могла отвести глаз от пулевого отверстия. Наконец, спросила водителя:
- Никого не убили? Пуля эта никого не убила?
Водитель посмотрел на стекло и покачал головой:
- Нет, никого не задела.
А я подумала, что мог и не сказать, щадя меня. И на Донбассе мужчины иногда щадили меня, забывая о том, что я корреспондент, но помня о том, что женщина. Мне тогда это не очень нравилось, т.к. я хотела собрать больше материала, но я ценила их заботу, и все эти моменты храню в памяти.
Мы мчались по траншее, и я думала о том, что азеры, зная, что насыпь скрывает дорогу, могут обстреливать ее в любое время, и ехать по этой дороге - это такая лотерея на жизнь и смерть, поэтому и мчится уазик изо всех сил, наперегонки с возможной случайной гибелью.
По дороге, извиваясь, ползла черная змея. Водитель постарался проехать так, чтобы ее раздавить. Пару дней назад журналист Сасланбек Исаев спросил нашего водителя Арарата, есть ли змеи в Карабахе.
- Да, конечно,- ответил Арарат, - гюрза есть.
Сасланбек поежился.
- Змей боишься? – спросила я.
- Ядовитых – как не бояться?
Сейчас на этой дороге я видела раздавленных змей.
- Летом у нас два врага, - говорят солдаты на позициях, - азеры и змеи.
Когда мы приехали и уже шли по траншеям, нас встретила собака. Она сразу подошла ко мне, я ее погладила и спросила:
- А почему у нее обрезаны уши?
Ответа я не получила, но потом кто-то, усмехнувшись, сказал, что это наверное азербайджанская собака. Я вспомнила о надругательствах над трупами стариков в Талыше и опять погладила собаку:
- А кто издевался над тобой, псина? Откуда она пришла? – спросила я солдат.
- Так, приблудилась, - ответили мне.

Мы вышли из траншей и подошли к укрепленному пункту.
- Что ж вы так поздно приехали!? – возмущенно крикнул один из солдат.
Ну, не рассказывать же, что лежала с больной спиной. Поэтому я подумала и ответила:
- Главное, чтобы не пришлось еще раз приезжать по этой же причине.
Нам разрешили пофотографировать и зайти в наблюдательный пункт, предварительно надев каску и броник. Я попросила сфотографировать меня в этом виде моей камерой, рядом встали военные – «на память». Потом фотографировались телефонами, у кого, что было и со всеми по очереди.
Мы поговорили с солдатами о том, как внезапно началась эта война, хотя напряжение на боевых позициях сохранялось всегда и особенно усилилось с лета прошлого года, когда Азербайджан стал более активно применять различные виды артиллерийского оружия, а также активизировались снайперы и разведывательно-диверсионные группы.
Для справки: за 2015 год азербайджанская сторона нарушила режим прекращения огня 40 тысяч раз! (Карабахский курьер, февраль, 2016, p.35)
Одним из вопросов, интересующих VT, было участие ИГ в этой, вновь начавшейся, войне. Давид Бабаян, пресс-секретарь президента НКР, очень резко высказывается в этом отношении. К сожалению, мне не удалось с ним встретиться, но я побеседовала с представителями Штаба Армии, и мне рассказали, что наемники, безусловно, присутствуют, поскольку по радиоперехвату неоднократно была слышна арабская речь. По мнению офицеров, в боевых действиях принимают участие азербайджанцы, воевавшие в Сирии.
Как мы помним, телеканал Lifenews сообщил со ссылкой на военные источники, о том, что азербайджанский отряд террористической группировки ИГИЛ численностью от 50 до 70 боевиков покинул сирийскую Ракку и через Турцию вернулся в Азербайджан для участия в военных действиях в зоне Карабахского конфликта.
Позже, в Москве, Рубен Заргарян, кандидат исторических наук, советник 1-класса Представительства НКР в Москве, уточнил, что в Азербайджане заметно усиливается влияние ИГ. И, по имеющимся сведениям, офицеры, воевавшие в Сирии в рядах ИГИЛ на командных должностях, присутствуют сейчас в азербайджанской армии.
Что касается негласного участия Турции в этом конфликте, то оно продолжается с начала первой карабахской войны.
В одной из своих статей Ашот Бегларян, известный карабахский журналист и писатель, пишет что еще в 1990 были сообщения в прессе об участии «Серых волков» в карабахском конфликте на стороне Азербайджана. Тогда же началось снабжение азербайджанской армии обмундированием и вооружением со стороны Турции. Азербайджанские военные проходили переподготовку в турецких военных училищах, а турецкие военспецы принимали участие в разработке военных операций.
На сегодняшний день карабахская сторона располагает только косвенными доказательствами участия турецкой стороны в последней активной фазе карабахского конфликта.
Мне рассказывали о том, что своих убитых бойцов азербайджанская сторона не торопилась убирать. «А может, это просто были не такие уж и «их» бойцы?»
Здесь, на передовой, защитники Карабаха говорили:
«Что им нужно на нашей земле?» «Здесь предки наши лежат, здесь теперь мы живем, здесь наш дом, а им - что нужно?» «Азербайджанцы не хотят воевать, да и не умеют».
Для справки: 4 апреля на северо-восточном направлении азербайджанской стороной было применено оружие массового поражения - тяжелые огнеметные установки ТОС («Солнцепек»).
Солнцепек был в этих траншеях, хотя стояли апрельские дни.
- Как же вы будете здесь летом, ведь жара станет невыносимой, - и я посмотрела на их форму, с ужасом думая, что я сама бы просто умерла от такой жары.
- Трудно будет, - так просто ответили мне.
На земле лежал котенок, которому уже было очень жарко, и он тяжело дышал.
- Ничего, - сказал солдат, проследив за моим взглядом, - они живучие.
Потом нас пригласили к столу и напоили особенным, «с боевых позиций», кофе.
Я пробормотала что-то насчет того, чтобы вымыть руки, не решаясь обратиться с этой просьбой к солдатам. Но кто-то услышал и передал другим, и вот уже меня отвели туда, где была вода и стали щедро лить ее на руки, а я все беспокоилась, что мы ее слишком много израсходуем. Действительно, было страшно тратить воду на тщательный помыв рук здесь, на передовой, куда ее доставляют с риском для жизни.
Нам налили необыкновенно вкусный кофе и поставили печенье, к которому, конечно, никто не притронулся. Наоборот, было чувство сожаления, что не привезли им сюда, на позиции, чего-нибудь вкусного для бойцов.
Собака подошла сзади и встала за моей спиной, ничего не прося, просто прислонилась своей спиной к моей. Я слегка к ней повернулась и сказала:
- Я тоже тебя люблю.
А все рассмеялись. Солдаты, офицеры, такой всегда сдержанный Армен, я, и даже иностранные журналисты, хотя они не понимали по-русски. Наверное, всем просто хотелось снять напряжение, услышать что-то мирное, как например «люблю» собаке и просто посмеяться.
- Мы все уже поняли про вас, - сказал Армен, - вы всех животных жалеете.
- И людей жалею, - добавила я, глядя на него, а он кивнул, как если б речь шла о тяжелом диагнозе.
- Что, неправильное сердце у меня? – повторила я слова нашего водителя Арарата.
Армен усмехнулся и не ответил.
Один из солдат спросил:
- Можно я рядом с вами сфотографируюсь?
- Конечно!
Так и получилась та фотография, которая все время перепечатывается VT. Такая вот, маленькая история у нее. «Такие фотографии – на вес золота, - сказал Джим Дин, - жалею, что у меня не всегда был шанс сфотографироваться в горячих точках, где я был.»
Здесь, на передовой, у бойцов были места для молений.

Крест, выложенный из пуль.

И я очень надеюсь, что Бог, в которого они верят, будет хранить их жизни.
Перед отъездом нам разрешили сфотографировать военных.



Прощаясь, я обратилась к солдатам по-русски, так, чтобы иностранные журналисты не поняли, что скажу.
- Я представляю американскую газету, но я – русская. И вот, как русская женщина, я вас всех заговорю, хоть и не умею. Но – как умею, зато от всего сердца. Я сейчас на каждого посмотрю, каждого возьму в свое сердце, буду помнить и за каждого молиться. И с вами ничего не случится. Все останетесь живы. Все живыми и невредимыми вернетесь домой.
Солдаты стояли молча и внимательно слушали.
- Я так на Донбассе делала. И все остались живы, - отчаянно сочиняла я, не имея понятия, что случилось с бойцами, которых я «заговаривала» на Донбассе.
- Все, понимаете? – Я внимательно посмотрела в глаза каждому из них, - теперь и с вами ничего не случится.
Также, как на Донбассе, у меня сдавило горло от элементарного страха за них. Я повернулась к выходу.
Самое смешное, что я сама верю в эти свои «заговоры».
УАЗик мчался по «лотерейной» дороге, оставляя в окопах под палящим солнцем тех, кто, рискуя жизнью, защищал свою землю.
На лобовом стекле зияло пулевое отверстие.

- Можно сфотографировать? - спросила я офицера, когда нам дали команду садиться в машину.
- Что? - не понял он и посмотрел на технику, расположенную впереди УАЗика, - нет, технику не фотографируйте.
- Пулевое отверстие, - я указала на круглую дырочку с растрескавшимся стеклом вокруг нее.
- А это. Можно, когда отъедете.
- Садитесь вперед, - сказал мне красивый офицер по имени Грей, потом добавил с улыбкой:
- Это место командира.
О том, что я плохо перенесла первую поездку из Еревана в Степанакерт, знали все. Они как-то передавали это из уст в уста и, куда бы я не приехала, там уже были предупреждены о том, чтобы в машине не курить и усаживать меня на переднее сиденье. Заминка вышла как раз с тем самым красивым офицером. Когда мы подъехали к Штабу Армии, чтобы его забрать, он о чем-то стал по-армянски спорить с водителем, поглядывая на меня. Я на всякий случай начала улыбаться, но он сказал строгим голосом:
- Это место офицера Штаба Армии.
- Ну, что поделаешь, - я вздохнула и пересела назад к журналистам из Люксембурга и Австрии.
Но потом, когда мы приехали в расположение войск и пересели в уазик, чтобы ехать дальше на огневые позиции, он сам что-то сказал всем по-армянски, а затем обратился ко мне:
- Садитесь вперед.
Я сидела на переднем «командирском» сиденье и не могла отвести глаз от пулевого отверстия. Наконец, спросила водителя:
- Никого не убили? Пуля эта никого не убила?
Водитель посмотрел на стекло и покачал головой:
- Нет, никого не задела.
А я подумала, что мог и не сказать, щадя меня. И на Донбассе мужчины иногда щадили меня, забывая о том, что я корреспондент, но помня о том, что женщина. Мне тогда это не очень нравилось, т.к. я хотела собрать больше материала, но я ценила их заботу, и все эти моменты храню в памяти.
Мы мчались по траншее, и я думала о том, что азеры, зная, что насыпь скрывает дорогу, могут обстреливать ее в любое время, и ехать по этой дороге - это такая лотерея на жизнь и смерть, поэтому и мчится уазик изо всех сил, наперегонки с возможной случайной гибелью.
По дороге, извиваясь, ползла черная змея. Водитель постарался проехать так, чтобы ее раздавить. Пару дней назад журналист Сасланбек Исаев спросил нашего водителя Арарата, есть ли змеи в Карабахе.
- Да, конечно,- ответил Арарат, - гюрза есть.
Сасланбек поежился.
- Змей боишься? – спросила я.
- Ядовитых – как не бояться?
Сейчас на этой дороге я видела раздавленных змей.
- Летом у нас два врага, - говорят солдаты на позициях, - азеры и змеи.
Когда мы приехали и уже шли по траншеям, нас встретила собака. Она сразу подошла ко мне, я ее погладила и спросила:
- А почему у нее обрезаны уши?
Ответа я не получила, но потом кто-то, усмехнувшись, сказал, что это наверное азербайджанская собака. Я вспомнила о надругательствах над трупами стариков в Талыше и опять погладила собаку:
- А кто издевался над тобой, псина? Откуда она пришла? – спросила я солдат.
- Так, приблудилась, - ответили мне.

Мы вышли из траншей и подошли к укрепленному пункту.
- Что ж вы так поздно приехали!? – возмущенно крикнул один из солдат.
Ну, не рассказывать же, что лежала с больной спиной. Поэтому я подумала и ответила:
- Главное, чтобы не пришлось еще раз приезжать по этой же причине.
Нам разрешили пофотографировать и зайти в наблюдательный пункт, предварительно надев каску и броник. Я попросила сфотографировать меня в этом виде моей камерой, рядом встали военные – «на память». Потом фотографировались телефонами, у кого, что было и со всеми по очереди.
Мы поговорили с солдатами о том, как внезапно началась эта война, хотя напряжение на боевых позициях сохранялось всегда и особенно усилилось с лета прошлого года, когда Азербайджан стал более активно применять различные виды артиллерийского оружия, а также активизировались снайперы и разведывательно-диверсионные группы.
Для справки: за 2015 год азербайджанская сторона нарушила режим прекращения огня 40 тысяч раз! (Карабахский курьер, февраль, 2016, p.35)
Одним из вопросов, интересующих VT, было участие ИГ в этой, вновь начавшейся, войне. Давид Бабаян, пресс-секретарь президента НКР, очень резко высказывается в этом отношении. К сожалению, мне не удалось с ним встретиться, но я побеседовала с представителями Штаба Армии, и мне рассказали, что наемники, безусловно, присутствуют, поскольку по радиоперехвату неоднократно была слышна арабская речь. По мнению офицеров, в боевых действиях принимают участие азербайджанцы, воевавшие в Сирии.
Как мы помним, телеканал Lifenews сообщил со ссылкой на военные источники, о том, что азербайджанский отряд террористической группировки ИГИЛ численностью от 50 до 70 боевиков покинул сирийскую Ракку и через Турцию вернулся в Азербайджан для участия в военных действиях в зоне Карабахского конфликта.
Позже, в Москве, Рубен Заргарян, кандидат исторических наук, советник 1-класса Представительства НКР в Москве, уточнил, что в Азербайджане заметно усиливается влияние ИГ. И, по имеющимся сведениям, офицеры, воевавшие в Сирии в рядах ИГИЛ на командных должностях, присутствуют сейчас в азербайджанской армии.
Что касается негласного участия Турции в этом конфликте, то оно продолжается с начала первой карабахской войны.
В одной из своих статей Ашот Бегларян, известный карабахский журналист и писатель, пишет что еще в 1990 были сообщения в прессе об участии «Серых волков» в карабахском конфликте на стороне Азербайджана. Тогда же началось снабжение азербайджанской армии обмундированием и вооружением со стороны Турции. Азербайджанские военные проходили переподготовку в турецких военных училищах, а турецкие военспецы принимали участие в разработке военных операций.
На сегодняшний день карабахская сторона располагает только косвенными доказательствами участия турецкой стороны в последней активной фазе карабахского конфликта.
Мне рассказывали о том, что своих убитых бойцов азербайджанская сторона не торопилась убирать. «А может, это просто были не такие уж и «их» бойцы?»
Здесь, на передовой, защитники Карабаха говорили:
«Что им нужно на нашей земле?» «Здесь предки наши лежат, здесь теперь мы живем, здесь наш дом, а им - что нужно?» «Азербайджанцы не хотят воевать, да и не умеют».
Для справки: 4 апреля на северо-восточном направлении азербайджанской стороной было применено оружие массового поражения - тяжелые огнеметные установки ТОС («Солнцепек»).
Солнцепек был в этих траншеях, хотя стояли апрельские дни.
- Как же вы будете здесь летом, ведь жара станет невыносимой, - и я посмотрела на их форму, с ужасом думая, что я сама бы просто умерла от такой жары.
- Трудно будет, - так просто ответили мне.
На земле лежал котенок, которому уже было очень жарко, и он тяжело дышал.
- Ничего, - сказал солдат, проследив за моим взглядом, - они живучие.
Потом нас пригласили к столу и напоили особенным, «с боевых позиций», кофе.
Я пробормотала что-то насчет того, чтобы вымыть руки, не решаясь обратиться с этой просьбой к солдатам. Но кто-то услышал и передал другим, и вот уже меня отвели туда, где была вода и стали щедро лить ее на руки, а я все беспокоилась, что мы ее слишком много израсходуем. Действительно, было страшно тратить воду на тщательный помыв рук здесь, на передовой, куда ее доставляют с риском для жизни.
Нам налили необыкновенно вкусный кофе и поставили печенье, к которому, конечно, никто не притронулся. Наоборот, было чувство сожаления, что не привезли им сюда, на позиции, чего-нибудь вкусного для бойцов.
Собака подошла сзади и встала за моей спиной, ничего не прося, просто прислонилась своей спиной к моей. Я слегка к ней повернулась и сказала:
- Я тоже тебя люблю.
А все рассмеялись. Солдаты, офицеры, такой всегда сдержанный Армен, я, и даже иностранные журналисты, хотя они не понимали по-русски. Наверное, всем просто хотелось снять напряжение, услышать что-то мирное, как например «люблю» собаке и просто посмеяться.
- Мы все уже поняли про вас, - сказал Армен, - вы всех животных жалеете.
- И людей жалею, - добавила я, глядя на него, а он кивнул, как если б речь шла о тяжелом диагнозе.
- Что, неправильное сердце у меня? – повторила я слова нашего водителя Арарата.
Армен усмехнулся и не ответил.
Один из солдат спросил:
- Можно я рядом с вами сфотографируюсь?
- Конечно!
Так и получилась та фотография, которая все время перепечатывается VT. Такая вот, маленькая история у нее. «Такие фотографии – на вес золота, - сказал Джим Дин, - жалею, что у меня не всегда был шанс сфотографироваться в горячих точках, где я был.»
Здесь, на передовой, у бойцов были места для молений.


Крест, выложенный из пуль.

И я очень надеюсь, что Бог, в которого они верят, будет хранить их жизни.
Перед отъездом нам разрешили сфотографировать военных.



Прощаясь, я обратилась к солдатам по-русски, так, чтобы иностранные журналисты не поняли, что скажу.
- Я представляю американскую газету, но я – русская. И вот, как русская женщина, я вас всех заговорю, хоть и не умею. Но – как умею, зато от всего сердца. Я сейчас на каждого посмотрю, каждого возьму в свое сердце, буду помнить и за каждого молиться. И с вами ничего не случится. Все останетесь живы. Все живыми и невредимыми вернетесь домой.
Солдаты стояли молча и внимательно слушали.
- Я так на Донбассе делала. И все остались живы, - отчаянно сочиняла я, не имея понятия, что случилось с бойцами, которых я «заговаривала» на Донбассе.
- Все, понимаете? – Я внимательно посмотрела в глаза каждому из них, - теперь и с вами ничего не случится.
Также, как на Донбассе, у меня сдавило горло от элементарного страха за них. Я повернулась к выходу.
Самое смешное, что я сама верю в эти свои «заговоры».
УАЗик мчался по «лотерейной» дороге, оставляя в окопах под палящим солнцем тех, кто, рискуя жизнью, защищал свою землю.