![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Entry tags:
В деревенском доме. Про мышов.
Приехала я в деревню собрать многочисленные помидоры. Тут же прибежала баба Маня, жена парализованного ныне, вездесущего деда по имени Володя-француз. Бабу Маню я одна вежливо называю Марией и, как бы, с ней дружу. Ну, не то, чтобы, но предпочитаю ее общество другим, поскольку она не пьяница, не болтунья и просто мне симпатична. Баба Маня в молодости, скорее всего, была красавицей, судя по чертам лица, а ныне - безнадежно сгорблена тяжелой деревенской работой, и следы былой красоты так просто в ее облике не отыскать. Надо очень постараться. Я постаралась.
Периодически она наведывается ко мне и делает критические замечания по всякому поводу. Иногда как бы ругается, но глаза смеются. Я тоже смеюсь глазами, и мы понимаем гораздо больше друг о друге, чем говорим.
В тот раз, не успела она прийти, как за ней прибежала зубастая соседка. У нее одной во всей деревне есть зубы – много и разных. Есть там железные, фарфоровые и один золотой. Поскольку это несомненно, признак зажиточности, то соседка постоянно широко улыбается, завораживая многообразием своих зубов.
Эти соседи живут на моей стороне, через дом от моего. Рядом – старая Зина, у которой больная нога, и ходит она с палочкой. «Ходит» - не то слово. Больная нога не мешает ей носиться по всей деревне, с удивляющей скоростью.
Дом зубастой – последний на нашей улице. Всего в деревне две улицы. Названий у них нет, и это обидно. Напротив моего дома живет вечно пьяный сосед, о котором я писала, и его домом завершается та сторона улицы. У зубастой и ее мужа добротное хозяйство, трактор и дочка – Ксюша – единственный ребенок в деревне.
Зубастая спросила, можно ли ей посмотреть на ремонт, и, слегка стесняясь, добавила, что уже немного видела через щелку в окне. Я на это спокойно поинтересовалась, остался ли в деревне хоть один человек, неохваченный экскурсией к моему окну? Баба Маня засмеялась мне глазами. Мы осмотрели комнаты, и я сказала, что переживаю насчет мышей, т.к. Володя-доктор, почесывая пузо, сообщил, что, раз оставили столько пространства между стеной и сайдингом на кухне, когда выравнивали эти стены, то там заведутся мыши.
- Не заведутся, - категорично заявила баба Маня. – не бойся.
- Боюсь, - сказала я, не поверив бабе Мане.
- Ну, и шо? Ну, заведутся. Они у всех есть.
- Ну, может, вы к ним привыкли. Сжились с ними. Можно сказать, сроднились, а я так – нет.
Баба Маня усмехнулась глазами, а я ей также - в ответ.
Зубастая с интересом слушала наш разговор.
- Да, шо ты боишься их! Воны людей не чипають!
В который раз я подумала, что она по-украински говорит, а не по-белорусски, но опять не спросила, потому что очень возмутилась этим «не чипають».
- Ну, да! А крысы? Тут же и крысы могут быть.
Мне очень хотелось, чтобы меня переубедили.
- Та нема тут нияких крыс! – сердито воскликнула баба Маня.
- Но были же, - возразила я, - во всяком случае, мыши точно были. До ремонта.
- Так, конечно, - вступила в беседу Зубастая, - они же на зиму с полей в дома идут.
- Ну, вот! Не буду тут больше ночевать!
- Та нема тут никОго! Шо ты ее пугаешь!
- Ну, так они у всех есть.
- Мне от этого не легче. Блин. А тут еще проводка перегорела. Это что, всю ночь в темноте проводить? Все, возвращаюсь домой.
- Та не бойся, я тебе говорю! Не чипають они людей!
- А крысы?
- И крысы не чипають!
- Ну, вы скажете.
Я хотела напомнить про Эльзу Триоле и страшную концовку ее романа «Розы в кредит», но подумала, что баба Маня Эльзу Триоле не читала и таких случаев в деревне не было, а значит, мне она, как и Эльзе, не поверит.
- Пишлы я тоби покажу, дэ полынь растет. Полынь покладешь везде, и нихто не прийде. А то насушила себе травы на шо-то.
В доме в пустых ведрах стояли букеты засохшей травы. Я нарвала полыни, шалфея, медуницы и чего еще там нашла поблизости, и поставила травы в ведра и положила на печную лежанку. Летом ко мне заезжали друзья-москвичи и сказали, что на чердаке у меня хороший запах, т.к. там пахнет сухими травами, в комнате – деревом, в прихожей – сыростью. В кухне тоже как-то так. Ну, я и наставила и разложила везде травы, преимущественно полыни, чтобы пахло и заодно отпугивало, кого нужно.
- Ну, правильно, - сказала я бабе Мане, - это хорошие травы.
- Та шо там хорошего, будяки это!
- Чивоэта вдруг – будяки? Вот, шалфей, например. Это же шалфей? – спросила я у Зубастой, помня, что баба Маня, по ее признанию, травы по названиям не знает.
- Шалфей, - подтвердила Зубастая.
- Ну, вот. Шалфей тут у меня в букете. Надо же, прям на огороде растет! – я не удержалась от восхищения, но баба Маня моих восторгов не разделила:
- Та на шо он тебе?
- А он злых духов отгоняет, не говоря уж о лечебных свойствах.
Зубастая внимательно посмотрела на меня, а баба Маня засмеялась глазами.
- Я тоби покажу зараз полынь, вона на хутори растэ.
- Ой, и я с вами пойду, - обрадовалась Зубастая, - я тоже хочу посмотреть, где полынь!
Баба Маня с важным видом вышла из дома и гордо пошла вперед.
- Полынь не така, а вона..., - тут баба Маня усмехнулась и кивнула в мою сторону, - он на тую траву «полынь» говорит.
- Ну, правильно, - отозвалась я опять, - это тоже полынь.
- Так полыни же много разной! – поддержала меня Зубастая.
- Гэта усе не полынь! – вполне по-белорусски отозвалась баба Маня, а я в очередной раз подумала, надо бы расспросить ее о ее жизни и происхождении.
По поводу трав у нас с бабой Маней постоянные разногласия. Она ругается, что у меня меж картофельными рядами растет полынь, и я прошу ее мне не выдергивать, поскольку она необходима для защиты клубней от вредителей. Баба Маня спорит, что картофелю опасен только колорацкий жук, а никаких вредителей клубней нет вообще.
Еще я просила не трогать, растущий у меня лопух, когда баба Маня, оборвав на нем лист, сказала:
- На шо вон тоби. Вырви його.
Она также настаивает на вырубке моих яблонь, особенно той, самой раскидистой, которая растет перед огородом. На ней ранние яблоки, и они засыпали в этом году все, что могли. Яблок было так много, что невозможно было ступить на землю, чтобы не раздавить их. Если б я там жила постоянно, то все равно, надо было бы целый день только их и собирать. А у меня десять яблонь. Из них девять старых, половина с сильно обрезанными ветками, но все же, яблок было видимо-невидимо. Поэтому, когда ругают Беларусь за то, что яблок много поставили, я думаю, что неудивительно, учитывая то, что в этом году небывалый урожай яблок.
У меня в саду вообще стоял пьяный яблочный запах. Каждый раз, когда я приезжала, ко мне забегала бабка Зина и спрашивала, нет ли у меня поллитры. Потом стала спрашивать, нет ли чекушки. Я ей сказала, что не пью и не собираюсь поощрять пьянство в деревне, но она всегда может постоять у меня под яблоней, вставляет только так.
Вообще я подбиваю деревенских на то, чтобы начали бражку уже делать, а не бегать ко мне в поисках бутылок. Ко мне они бегают, потому что я приезжаю из города и по их понятиям должна привозить выпивку. В деревне магазина нет.
Ну, вот, пошли мы с бабой Маней и Зубастой за полынью. Хутор был немного в стороне от последнего дома. Там стоит заброшенный дом, принадлежащий бабе Маниному мужу. И неподалеку растет горькая полынь.
- Покладешь тую полынь везде и на яблоки свои тоже, и никакие мыши не тронут. А яблоки в ящики поклади и храни в доме. Есть ящики у тебя?
Ящиков у меня не было.
На обратном пути, Зубастая забежала домой и вынесла мне отраву для мышей и крыс.
- Руками только не трогай! Перчатки надень и разложи по углам.
Перчатки я там и так не снимаю, это понятно. Но вот насчет раскладывания отравы я засомневалась, т.к. подумала, а не приманит ли она мышей-крыс, которые потом отравятся и пойдут умирать в пространство между стенкой и сайдингом. Потому что мышей я боялась авансом, у меня их на тот момент еще не было.
Дочка Зубастой, Ксюша, выбежала из дома, что-то прошептала маме, и та просительным голосом сказала:
- Да нет, тетя занята. Помидоры ей надо собрать...
- Ага, - подтвердила я, - и картошку копать.
А баба Маня сердито добавила:
- Цыбулю выкопай сначала! Давно надо было выкопать!
- Ну, да, лук же еще выкапывать. Но Ксюша все равно может пойти ко мне, просто я все это должна делать. О, Госсоди, еще ж и полить надо!
И Ксюша пошла со мной.
Что такое ребенок, выросший в деревне? Она собирала со мной помидоры, помогала выкапывать лук и картошку. Вернее, я копала, а она отряхивала от земли и складывала в ведро. Ну, что я «копала картошку» - это очень громко сказано. Пару кустиков выкопала и устала сразу.
А потом нужно было установить в колодце «Ручеек» и полить. Вначале я, с горем пополам, размотала длиннющий шланг, затем Ксюша стала разматывать шнур, я – бечевку и опускать «Ручеек» в колодец. На конце шланга у меня насажен такой, «пистолет» вроде называется, чтобы регулировать поступление воды. Специально покупала, какой подороже, поддавшись на уговоры продавца. Но он как-то сразу перестал работать и теперь - нажимай, не нажимай, вода льется, как сумасшедшая. В америке бы сразу сдала, а тут – фиг сдашь! И льется вода – это не то слово! Правильнее сказать: вырывается с диким напором, выбивая землю и ничего толком не поливая. Я уже приноровилась перегибать шланг, чтобы уменьшать этот ненормальный напор. Поливать надо быстро, чтобы не расходовать много воды, а то она и так куда-то ушла из колодца, и я по этому поводу переживаю.
И вот я, быстрей-быстрей, поливала, а Ксюша бегала вокруг и расправляла шланг, который все время перепутывался. Благодаря ее помощи, с поливом я закончила быстрее, чем обычно. Ну, и по американской привычке стала Ксюшу хвалить.
- Ты так мне помогла, - говорила я, - представляешь, это я одна должна была раскручивать бечевку, шнур и шланг. И это все – одновременно! А потом еще и шланг этот все время то продвигать вглубь теплицы, то из нее, тоже, как бы, не отрываясь от полива. Ну, как бы я одна справилась?
- Я не поняла что-то, - удивленно сказала Ксюша, - так вы что, без меня бы не справились? И не полили бы?
- Ну, че это, не полила бы? Я ж как-то поливаю одна. Но было бы очень трудно. Несравнимо.
- А кто вам разматывает все это?
- Да, сама и разматываю. Бегаю туда-сюда.
А потом мы сидели на крыльце с Ксюшей и разговаривали на всякие интересные темы. Я вытирала картошку, чтоб не везти домой с землей. А Ксюша просто сидела рядом.
Ветви яблони ложились на крышу. Яблоки падали на нее и скатывались вниз.
- Смотри, чтоб яблоко не упало, - сказала я Ксюше, - а то прям по голове и ударит. Подвигайся поближе к двери.
- Ды, - согласилась Ксюша басом. Она так странно, понижая голос, произносила «да».
Периодически Ксюша вздрагивала и оглядывалась на дверь. Наконец сказала:
- Ой, что это у вас стучит все время в доме?
- Стучит? – я удивилась.
- Ну, да, на чердаке!
- Ну, раз на чердаке, то привидение должно быть.
- Уй, - Ксюша поежилась.
- Да нет, оно нормальное, ниче плохого не делает. Здесь же хорошая женщина жила. Я ее жалею очень.
- Ды? - Удивилась Ксюша.
- Ну, да. Жила семья, детей растили. Или один только сын был, этого я не знаю. Потом муж умер, дети поразъехались. Сын и не приезжал совсем, - тут я вздохнула, - и она одинокая такая была, что рада была пьяному соседу.
- Да, жалко, - вздохнула Ксюша, которая, наверняка лучше меня знала бывшую хозяйку дома.
Ветки яблони опускались к самому крыльцу.
- Надо будет ветки срезать, когда дерево уснет, а то, вон, ураган подломил ветвь, и она вся сюда опустилась.
- Ну, да, - согласилась Ксюша, - надо обрезать потом.
- А баба Маня говорит, чтобы я это дерево спилила. И ту яблоню тоже. А я не хочу их спиливать. Мне их жалко.
- Ну, да, - опять согласилась Ксюша, - им же больно!
Я обрадовалась:
- Вот, и я о том! А баба Маня думает, мне яблок жалко, а мне деревья жалко!
- Мне тоже, - сказала Ксюша, - и деревья, и цветы.
Ксюша продолжала оглядываться на дом, при каждом, доносящемся из него, звуке.
- Да не бойся, - успокоила я, - это одинокие стуки, а не скребение. Значит, не крысы.
Тут я задумалась над теми словами, которые произнесла. «Стуки» и «скребение» вызывали сомнение, и я раздумывала, заменить их или и так сойдет. Решила, что сойдет.
- Крысы же скребутся? – спросила я у Ксюши.
- Не знаю, - растерянно ответила она.
- Че, может бегают? – насторожилась я.
- Может, - испугалась Ксюша.
- Блин, - резюмировала я эту часть диалога.
- Я мышов боюсь, - сказала Ксюша, - раз смотрю, а он сидить на дорожке прямо!
- Хто?
- Да мышь!
- Что, в комнате сидел?
- Ды! На дорожке прямо!
Я ахнула, а Ксюша продолжила:
- Я так испугалась, что каак подпрыгну и ударилась головой об потолок! – Она рассмеялась и потерла голову.
Это ж какая высокая у них кровать, подумала я. Или потолки низкие? Скорее всего, кровать такая старая, на которую много матрасов положили. Или перин. У этих кроватей ножки длинные, а вот, поставишь тахту, и мыши с легкостью заберутся на нее. В памяти всплыл рассказ о том, как кто-то, проснувшись, увидел на подушке крысу.
- А кошки есть у вас?
- Есть, - сказала Ксюша, - и Джоник есть.
Джоник был собачкой.
- Ну, вот, а говорят, что мыши от запаха кошек убегают из дома. Какой же выход тогда?
- Не знаю, - сказала Ксюша, - наверное – никакого.
- Давай о чем-то другом поговорим, а то эта тема – такая безнадежная и пугающая. И ночевать тут я теперь боюсь. Да, еще без света.
- Наверное, придется вас к нам ночевать забрать.
- Не, у себя останусь. Их пока, вроде бы нет еще. Но без света – стремно как-то.
- Хотелось бы, чтоб вы у нас переночевали.
- Ниче, когда я тут обустроюсь, у меня будешь ночевать. Ноги только вымоешь.
И мы рассмеялись, глядя на Ксюшины грязные-прегрязные ноги.
Сама я надеваю две пары носков, а потом берцы. Но подруга недавно принесла мне резиновые сапоги, сказав, что нечего берцы портить сельскохозяйственными работами. Сапоги мне надевать понравилось, потому что они большие и не надо ничего зашнуровывать. И к тому же, достаточно высокие. Под них я надеваю гольфы и две пары носков. Все это для сохранения чистоты своих ног. А Ксюша носила шлепанцы, и ноги у нее были черные от грязи.
Для деревни это было уже позднее время, и мы периодически слышали крики «Ксюшааа!» - родители звали дочку домой. Я, для очистки совести, спрашивала:
- Может, откликнешься?
- Не, - говорила Ксюша, рассудительно добавляя, - не пустють же потом.
- Ну, давай английским позанимаемся, а то ведь придут за тобой.
И мы перешли к английскому языку, которому я пытаюсь Ксюшу обучить.
Я называла слова по-английски, а Ксюша выстраивала к ним совершенно необычный ассоциативный ряд.
Вскоре Ксюша ушла домой, а я посидела на крыльце со своей картошкой, пока совсем не стемнело.
Периодически она наведывается ко мне и делает критические замечания по всякому поводу. Иногда как бы ругается, но глаза смеются. Я тоже смеюсь глазами, и мы понимаем гораздо больше друг о друге, чем говорим.
В тот раз, не успела она прийти, как за ней прибежала зубастая соседка. У нее одной во всей деревне есть зубы – много и разных. Есть там железные, фарфоровые и один золотой. Поскольку это несомненно, признак зажиточности, то соседка постоянно широко улыбается, завораживая многообразием своих зубов.
Эти соседи живут на моей стороне, через дом от моего. Рядом – старая Зина, у которой больная нога, и ходит она с палочкой. «Ходит» - не то слово. Больная нога не мешает ей носиться по всей деревне, с удивляющей скоростью.
Дом зубастой – последний на нашей улице. Всего в деревне две улицы. Названий у них нет, и это обидно. Напротив моего дома живет вечно пьяный сосед, о котором я писала, и его домом завершается та сторона улицы. У зубастой и ее мужа добротное хозяйство, трактор и дочка – Ксюша – единственный ребенок в деревне.
Зубастая спросила, можно ли ей посмотреть на ремонт, и, слегка стесняясь, добавила, что уже немного видела через щелку в окне. Я на это спокойно поинтересовалась, остался ли в деревне хоть один человек, неохваченный экскурсией к моему окну? Баба Маня засмеялась мне глазами. Мы осмотрели комнаты, и я сказала, что переживаю насчет мышей, т.к. Володя-доктор, почесывая пузо, сообщил, что, раз оставили столько пространства между стеной и сайдингом на кухне, когда выравнивали эти стены, то там заведутся мыши.
- Не заведутся, - категорично заявила баба Маня. – не бойся.
- Боюсь, - сказала я, не поверив бабе Мане.
- Ну, и шо? Ну, заведутся. Они у всех есть.
- Ну, может, вы к ним привыкли. Сжились с ними. Можно сказать, сроднились, а я так – нет.
Баба Маня усмехнулась глазами, а я ей также - в ответ.
Зубастая с интересом слушала наш разговор.
- Да, шо ты боишься их! Воны людей не чипають!
В который раз я подумала, что она по-украински говорит, а не по-белорусски, но опять не спросила, потому что очень возмутилась этим «не чипають».
- Ну, да! А крысы? Тут же и крысы могут быть.
Мне очень хотелось, чтобы меня переубедили.
- Та нема тут нияких крыс! – сердито воскликнула баба Маня.
- Но были же, - возразила я, - во всяком случае, мыши точно были. До ремонта.
- Так, конечно, - вступила в беседу Зубастая, - они же на зиму с полей в дома идут.
- Ну, вот! Не буду тут больше ночевать!
- Та нема тут никОго! Шо ты ее пугаешь!
- Ну, так они у всех есть.
- Мне от этого не легче. Блин. А тут еще проводка перегорела. Это что, всю ночь в темноте проводить? Все, возвращаюсь домой.
- Та не бойся, я тебе говорю! Не чипають они людей!
- А крысы?
- И крысы не чипають!
- Ну, вы скажете.
Я хотела напомнить про Эльзу Триоле и страшную концовку ее романа «Розы в кредит», но подумала, что баба Маня Эльзу Триоле не читала и таких случаев в деревне не было, а значит, мне она, как и Эльзе, не поверит.
- Пишлы я тоби покажу, дэ полынь растет. Полынь покладешь везде, и нихто не прийде. А то насушила себе травы на шо-то.
В доме в пустых ведрах стояли букеты засохшей травы. Я нарвала полыни, шалфея, медуницы и чего еще там нашла поблизости, и поставила травы в ведра и положила на печную лежанку. Летом ко мне заезжали друзья-москвичи и сказали, что на чердаке у меня хороший запах, т.к. там пахнет сухими травами, в комнате – деревом, в прихожей – сыростью. В кухне тоже как-то так. Ну, я и наставила и разложила везде травы, преимущественно полыни, чтобы пахло и заодно отпугивало, кого нужно.
- Ну, правильно, - сказала я бабе Мане, - это хорошие травы.
- Та шо там хорошего, будяки это!
- Чивоэта вдруг – будяки? Вот, шалфей, например. Это же шалфей? – спросила я у Зубастой, помня, что баба Маня, по ее признанию, травы по названиям не знает.
- Шалфей, - подтвердила Зубастая.
- Ну, вот. Шалфей тут у меня в букете. Надо же, прям на огороде растет! – я не удержалась от восхищения, но баба Маня моих восторгов не разделила:
- Та на шо он тебе?
- А он злых духов отгоняет, не говоря уж о лечебных свойствах.
Зубастая внимательно посмотрела на меня, а баба Маня засмеялась глазами.
- Я тоби покажу зараз полынь, вона на хутори растэ.
- Ой, и я с вами пойду, - обрадовалась Зубастая, - я тоже хочу посмотреть, где полынь!
Баба Маня с важным видом вышла из дома и гордо пошла вперед.
- Полынь не така, а вона..., - тут баба Маня усмехнулась и кивнула в мою сторону, - он на тую траву «полынь» говорит.
- Ну, правильно, - отозвалась я опять, - это тоже полынь.
- Так полыни же много разной! – поддержала меня Зубастая.
- Гэта усе не полынь! – вполне по-белорусски отозвалась баба Маня, а я в очередной раз подумала, надо бы расспросить ее о ее жизни и происхождении.
По поводу трав у нас с бабой Маней постоянные разногласия. Она ругается, что у меня меж картофельными рядами растет полынь, и я прошу ее мне не выдергивать, поскольку она необходима для защиты клубней от вредителей. Баба Маня спорит, что картофелю опасен только колорацкий жук, а никаких вредителей клубней нет вообще.
Еще я просила не трогать, растущий у меня лопух, когда баба Маня, оборвав на нем лист, сказала:
- На шо вон тоби. Вырви його.
Она также настаивает на вырубке моих яблонь, особенно той, самой раскидистой, которая растет перед огородом. На ней ранние яблоки, и они засыпали в этом году все, что могли. Яблок было так много, что невозможно было ступить на землю, чтобы не раздавить их. Если б я там жила постоянно, то все равно, надо было бы целый день только их и собирать. А у меня десять яблонь. Из них девять старых, половина с сильно обрезанными ветками, но все же, яблок было видимо-невидимо. Поэтому, когда ругают Беларусь за то, что яблок много поставили, я думаю, что неудивительно, учитывая то, что в этом году небывалый урожай яблок.
У меня в саду вообще стоял пьяный яблочный запах. Каждый раз, когда я приезжала, ко мне забегала бабка Зина и спрашивала, нет ли у меня поллитры. Потом стала спрашивать, нет ли чекушки. Я ей сказала, что не пью и не собираюсь поощрять пьянство в деревне, но она всегда может постоять у меня под яблоней, вставляет только так.
Вообще я подбиваю деревенских на то, чтобы начали бражку уже делать, а не бегать ко мне в поисках бутылок. Ко мне они бегают, потому что я приезжаю из города и по их понятиям должна привозить выпивку. В деревне магазина нет.
Ну, вот, пошли мы с бабой Маней и Зубастой за полынью. Хутор был немного в стороне от последнего дома. Там стоит заброшенный дом, принадлежащий бабе Маниному мужу. И неподалеку растет горькая полынь.
- Покладешь тую полынь везде и на яблоки свои тоже, и никакие мыши не тронут. А яблоки в ящики поклади и храни в доме. Есть ящики у тебя?
Ящиков у меня не было.
На обратном пути, Зубастая забежала домой и вынесла мне отраву для мышей и крыс.
- Руками только не трогай! Перчатки надень и разложи по углам.
Перчатки я там и так не снимаю, это понятно. Но вот насчет раскладывания отравы я засомневалась, т.к. подумала, а не приманит ли она мышей-крыс, которые потом отравятся и пойдут умирать в пространство между стенкой и сайдингом. Потому что мышей я боялась авансом, у меня их на тот момент еще не было.
Дочка Зубастой, Ксюша, выбежала из дома, что-то прошептала маме, и та просительным голосом сказала:
- Да нет, тетя занята. Помидоры ей надо собрать...
- Ага, - подтвердила я, - и картошку копать.
А баба Маня сердито добавила:
- Цыбулю выкопай сначала! Давно надо было выкопать!
- Ну, да, лук же еще выкапывать. Но Ксюша все равно может пойти ко мне, просто я все это должна делать. О, Госсоди, еще ж и полить надо!
И Ксюша пошла со мной.
Что такое ребенок, выросший в деревне? Она собирала со мной помидоры, помогала выкапывать лук и картошку. Вернее, я копала, а она отряхивала от земли и складывала в ведро. Ну, что я «копала картошку» - это очень громко сказано. Пару кустиков выкопала и устала сразу.
А потом нужно было установить в колодце «Ручеек» и полить. Вначале я, с горем пополам, размотала длиннющий шланг, затем Ксюша стала разматывать шнур, я – бечевку и опускать «Ручеек» в колодец. На конце шланга у меня насажен такой, «пистолет» вроде называется, чтобы регулировать поступление воды. Специально покупала, какой подороже, поддавшись на уговоры продавца. Но он как-то сразу перестал работать и теперь - нажимай, не нажимай, вода льется, как сумасшедшая. В америке бы сразу сдала, а тут – фиг сдашь! И льется вода – это не то слово! Правильнее сказать: вырывается с диким напором, выбивая землю и ничего толком не поливая. Я уже приноровилась перегибать шланг, чтобы уменьшать этот ненормальный напор. Поливать надо быстро, чтобы не расходовать много воды, а то она и так куда-то ушла из колодца, и я по этому поводу переживаю.
И вот я, быстрей-быстрей, поливала, а Ксюша бегала вокруг и расправляла шланг, который все время перепутывался. Благодаря ее помощи, с поливом я закончила быстрее, чем обычно. Ну, и по американской привычке стала Ксюшу хвалить.
- Ты так мне помогла, - говорила я, - представляешь, это я одна должна была раскручивать бечевку, шнур и шланг. И это все – одновременно! А потом еще и шланг этот все время то продвигать вглубь теплицы, то из нее, тоже, как бы, не отрываясь от полива. Ну, как бы я одна справилась?
- Я не поняла что-то, - удивленно сказала Ксюша, - так вы что, без меня бы не справились? И не полили бы?
- Ну, че это, не полила бы? Я ж как-то поливаю одна. Но было бы очень трудно. Несравнимо.
- А кто вам разматывает все это?
- Да, сама и разматываю. Бегаю туда-сюда.
А потом мы сидели на крыльце с Ксюшей и разговаривали на всякие интересные темы. Я вытирала картошку, чтоб не везти домой с землей. А Ксюша просто сидела рядом.
Ветви яблони ложились на крышу. Яблоки падали на нее и скатывались вниз.
- Смотри, чтоб яблоко не упало, - сказала я Ксюше, - а то прям по голове и ударит. Подвигайся поближе к двери.
- Ды, - согласилась Ксюша басом. Она так странно, понижая голос, произносила «да».
Периодически Ксюша вздрагивала и оглядывалась на дверь. Наконец сказала:
- Ой, что это у вас стучит все время в доме?
- Стучит? – я удивилась.
- Ну, да, на чердаке!
- Ну, раз на чердаке, то привидение должно быть.
- Уй, - Ксюша поежилась.
- Да нет, оно нормальное, ниче плохого не делает. Здесь же хорошая женщина жила. Я ее жалею очень.
- Ды? - Удивилась Ксюша.
- Ну, да. Жила семья, детей растили. Или один только сын был, этого я не знаю. Потом муж умер, дети поразъехались. Сын и не приезжал совсем, - тут я вздохнула, - и она одинокая такая была, что рада была пьяному соседу.
- Да, жалко, - вздохнула Ксюша, которая, наверняка лучше меня знала бывшую хозяйку дома.
Ветки яблони опускались к самому крыльцу.
- Надо будет ветки срезать, когда дерево уснет, а то, вон, ураган подломил ветвь, и она вся сюда опустилась.
- Ну, да, - согласилась Ксюша, - надо обрезать потом.
- А баба Маня говорит, чтобы я это дерево спилила. И ту яблоню тоже. А я не хочу их спиливать. Мне их жалко.
- Ну, да, - опять согласилась Ксюша, - им же больно!
Я обрадовалась:
- Вот, и я о том! А баба Маня думает, мне яблок жалко, а мне деревья жалко!
- Мне тоже, - сказала Ксюша, - и деревья, и цветы.
Ксюша продолжала оглядываться на дом, при каждом, доносящемся из него, звуке.
- Да не бойся, - успокоила я, - это одинокие стуки, а не скребение. Значит, не крысы.
Тут я задумалась над теми словами, которые произнесла. «Стуки» и «скребение» вызывали сомнение, и я раздумывала, заменить их или и так сойдет. Решила, что сойдет.
- Крысы же скребутся? – спросила я у Ксюши.
- Не знаю, - растерянно ответила она.
- Че, может бегают? – насторожилась я.
- Может, - испугалась Ксюша.
- Блин, - резюмировала я эту часть диалога.
- Я мышов боюсь, - сказала Ксюша, - раз смотрю, а он сидить на дорожке прямо!
- Хто?
- Да мышь!
- Что, в комнате сидел?
- Ды! На дорожке прямо!
Я ахнула, а Ксюша продолжила:
- Я так испугалась, что каак подпрыгну и ударилась головой об потолок! – Она рассмеялась и потерла голову.
Это ж какая высокая у них кровать, подумала я. Или потолки низкие? Скорее всего, кровать такая старая, на которую много матрасов положили. Или перин. У этих кроватей ножки длинные, а вот, поставишь тахту, и мыши с легкостью заберутся на нее. В памяти всплыл рассказ о том, как кто-то, проснувшись, увидел на подушке крысу.
- А кошки есть у вас?
- Есть, - сказала Ксюша, - и Джоник есть.
Джоник был собачкой.
- Ну, вот, а говорят, что мыши от запаха кошек убегают из дома. Какой же выход тогда?
- Не знаю, - сказала Ксюша, - наверное – никакого.
- Давай о чем-то другом поговорим, а то эта тема – такая безнадежная и пугающая. И ночевать тут я теперь боюсь. Да, еще без света.
- Наверное, придется вас к нам ночевать забрать.
- Не, у себя останусь. Их пока, вроде бы нет еще. Но без света – стремно как-то.
- Хотелось бы, чтоб вы у нас переночевали.
- Ниче, когда я тут обустроюсь, у меня будешь ночевать. Ноги только вымоешь.
И мы рассмеялись, глядя на Ксюшины грязные-прегрязные ноги.
Сама я надеваю две пары носков, а потом берцы. Но подруга недавно принесла мне резиновые сапоги, сказав, что нечего берцы портить сельскохозяйственными работами. Сапоги мне надевать понравилось, потому что они большие и не надо ничего зашнуровывать. И к тому же, достаточно высокие. Под них я надеваю гольфы и две пары носков. Все это для сохранения чистоты своих ног. А Ксюша носила шлепанцы, и ноги у нее были черные от грязи.
Для деревни это было уже позднее время, и мы периодически слышали крики «Ксюшааа!» - родители звали дочку домой. Я, для очистки совести, спрашивала:
- Может, откликнешься?
- Не, - говорила Ксюша, рассудительно добавляя, - не пустють же потом.
- Ну, давай английским позанимаемся, а то ведь придут за тобой.
И мы перешли к английскому языку, которому я пытаюсь Ксюшу обучить.
Я называла слова по-английски, а Ксюша выстраивала к ним совершенно необычный ассоциативный ряд.
Вскоре Ксюша ушла домой, а я посидела на крыльце со своей картошкой, пока совсем не стемнело.
no subject
no subject
no subject
но в нашем саду мне они пока единственный урон в доме нанесли - обожрали сделанный детьми стакан. Он был пластилином облеплен и разными семенами украшен. Вот украшений он и лишился )))
А у родителей война с ними ежегодная. Самое грустное, что эти мыши умудряются проникать даже в закрытые шкафы и там хулиганить. Книжки покусали, конфеты древние на зуб попробовали))) Конфеты мама привезла в бочку с травяным "коктейлем" бросить и забыла в шкафу. Мыши решили, что им нужнее. Но не справились с пищевой химией )))
no subject
А у меня на колодмльнике тоже конфеты лежали. Видимо, рабочие оставили. Так они исчезли. Мои мыши все с собой забирают.
no subject
no subject
Мне тоже их жалко, но ведь еще и крысы могут прийти. Этих - не жалко.
Я приезжала недавно, сказала бабе Мане, что мыши спокойно там живут, несмотря на отраву. Баба Маня на это ответила, что отраву надо регулярно класть, а то разведется их неимоверное количество.
А мне не очень хочется. Во-первых, поумирают за стенкой, где пространство, а во-вторых, я думаю, они ж весной на поля уйдут, так может и ничего.
no subject
no subject
Предостережений к ним не было, в т.ч. и дом. животным.
Но, если у тебя ушли, то куплю. У тебя дом или дача? В смысле, дом - основное жилье?
У меня жили во дворе бурундучки. Пугливые очень. Белки в крыше. Там у них было гнездо по очереди с робиными. Я писала где-то.
no subject
no subject